Сброс колоколов в Троице-Сергиевой лавре. Сергиев Посад, январь 1930 года.
Фотограф: Михаил Пришвин.
Расправу с колоколами запечатлел в фотографиях и дневниковых записях Михаил Михайлович Пришвин. На коробке с сотнями негативов, которые он сделал зимой 1929-1930 годов, рукой Пришвина написано: «Когда били колокола».
Колокольня Свято-Троицкой Сергиевой Лавры – это шедевр русской архитектуры XVIII века. В начале XX века на ее колокольне торжественное многоголосье обеспечивало сорок колоколов и среди них, на первом ярусе звона, было три праздничных колокола: «Царь», «Годунов» и «Корноухий». «Царь-колокол» помещался в самом центре. Его вес был 66,5 т., Высота 3,2 м., окружность 12,78 м., а нижний диаметр 4,26 м.
Указом императрицы Анны Иоанновны от января 1739 года колокол было решено сделать «первостепенным». В 1744 императрица Елизавета Петровна распорядилась отпустить для отлития большого благовестного колокола меди и олова из государственных запасов. Колокол отливали дважды. Успешное отлитие колокола состоялось 12 сентября 1748 года. Размерам и массе колокола соответствовал пышный декор. Своеобразным украшением колокола служили также литые строки летописи.
В феврале 1750 года колокол перевезли в Лавру и подняли на дубовые столбы напротив южного фасада колокольни. Здесь, на Соборной площади, колокол стоял еще около десяти лет. В декабре 1759 г. более 300 человек с помощью специального устройства его подвесили в центре первого яруса звона колокольни. Голос колокола отличался особенной густотой и силой и был слышен за десятки километров. 160 лет звонил колокол, являясь ритмичной и звуковой основой торжественного многоголосья.
В январе 1930 года в ходе антирелигиозной компании, повсеместного запрещения колокольных звонов, с колокольни было сброшено не менее 25 колоколов, в том числе «Царь», «Годунов» и «Корноухий».
Из дневника Михаила Пришвина:
1930 год. Сергиев Посад. 8 января. Оттепель продолжается. Вчера сброшены языки с Годунова и Карнаухого. Карнаухий на домкратах. В пятницу он будет брошен на Царя с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!» и ушел, как пьяный. Был какой-то еще старик, как увидел, ни на кого не посмотрел, сказал: «Сукины дети!» Везде шныряет уполномоченный ГПУ. Его бесстрастие. И вообще намечается тип такого чисто государственного человека: ему до тебя, как человека, нет никакого дела. Холодное неумолимое существо.
9 января. На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребятами, с утра до ночи колокол звонит.
10 января. Все это время лебедкой поднимали высоко язык большого колокола и бросали его на куски Карнахого и Большого, дробили так и грузили. И непрерывно с утра до ночи приходили люди и повторяли: трудно опускать, а как же было поднимать…
3 февраля. Мороз и ветер. Дома сидел. Трагедия с колоколом потому трагедия, что очень все близко к самому человеку: правда, колокол, хотя бы Годунов, был как бы личным явлением меди, то была просто медь, масса, а то вот эта масса представлена формой звучащей, прямо скажем, личностью, единственным в мире колоколом Годуновым, ныне обратно возвращенной в природный сплав. Не и то бы ничего, – это есть в мире, бывает даже цивилизованный народы сплавляются. Страшно в этом некое принципиальное равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколом, а теперь потребовалось – и будет подшипником. И самое страшное, когда переведешь на себя: «Ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах».